Одним словом, в Цитадели было место человеку любой профессии.
Даже мастерам задавать ненужные вопросы или проигрывать священные войны, и тем отводилось соответствующее место – в печах непорочности или ямах правосудия святой квизиции.
Место для каждого, и каждый на своем месте.
Солнце нещадно жгло храмовый сад.
Великий Бог Ом старался держаться в тени дынных листьев. Возможно, здесь он в безопасности, учитывая высокие стены и молитвенные башни, но осторожность никогда не помешает. Единожды ему повезло, не стоит еще раз испытывать судьбу.
Богу никто не молился, и в этом была его беда.
Сейчас он целеустремленно полз к старику, бросавшему лопатой навоз. Наконец он счел, что подобрался достаточно близко, чтобы быть услышанным.
И рек Великий Бог Ом:
– Эй, ты!
Никакого ответа. Ни малейшего намека на то, что бога услышали.
Тогда Ом вышел из себя и превратил Лю-Цзе в презренного червя, копошащегося в самой глубокой выгребной яме преисподней, – и разозлился еще больше, когда увидел, что старик по-прежнему мирно перекидывает лопатой навоз.
– Да заполнятся твои кости серой! Да возьмут тебя дьяволы бесконечности! – взревел бог.
Ничего особенного не произошло.
– Старый глухой козел, – пробормотал Великий Бог Ом.
Знать о Цитадели все-превсе очень трудно, однако вполне возможно, что такой человек все ж существовал. Всегда находится такой тип, который копит знания не потому, что ему нравится это занятие, а просто так, из жадности, подобно сороке, таскающей в гнездо все блестящее, или ручейникам, собирающим песчинки и веточки. И всегда найдется человек, который выполняет то, чем наотрез отказываются заниматься все прочие.
Третье, что бросалось в глаза при виде Ворбиса, – это рост. Ворбис был очень высоким – шесть с лишним футов, но вместе с тем настолько тощим, что казалось: какой-то ребенок сначала вылепил из глины нормального человечка, а потом раскатал его в трубочку.
Второе, что замечали в Ворбисе люди, – это глаза. Предками Ворбиса были члены пустынного племени, которые выработали особый метод затемнения глаз, причем не только зрачков, но почти всего глаза. Определить, куда он смотрит, было крайне трудно. Словно он вставил солнечные очки в само глазное яблоко.
Однако прежде всего внимание привлекал его череп.
Дьякон Ворбис был намеренно лыс. Почти все служители церкви сразу после посвящения в сан начинали отращивать волосы и бороды, в которых потом легко можно было потерять козла. Тогда как Ворбис брился. Череп его всегда блестел. И странное дело, недостаток волос, казалось, только усиливал его власть. Он никогда не угрожал, не пугал. Просто Ворбис вызывал такое ощущение, что его личное пространство распространяется на семь метров вокруг и что каждый приблизившийся к нему вторгается туда, куда вторгаться не стоит. Даже жрецы, которые были старше Ворбиса не только по годам, но и по званию, принимались извиняться, если им случайно приходилось прервать его размышления – каковыми бы эти размышления ни были.
О чем думает Ворбис, догадаться было почти невозможно, да никто его об этом и не расспрашивал. И наипервейшей причиной подобного отсутствия любопытства был тот факт, что Ворбис являлся главой квизиции и в обязанности его входило выполнять то, чем наотрез отказывались заниматься все прочие.
Таких людей не стоит спрашивать, о чем они думают, ведь они могут неторопливо повернуться и ответить: «О тебе».
Дьякон был в квизиции высшим званием, и правило это было введено сотни лет назад, чтобы данная ветвь церкви случайно не выросла из своих сапожков. Все говорили, что со своим-то умом Ворбис давно уже мог стать иамом или даже архижрецом.
Однако Ворбиса такие пустяки не интересовали. Он точно знал, что ему предначертано судьбой. Разве не сам Господь сказал ему об этом?
– Ну вот, – заключил брат Нюмрод, похлопывая Бруту по плечу. – Теперь, я полагаю, тебе все понятно.
Брута почувствовал, что от него ожидают какого-то ответа.
– Да, учитель, конечно.
– Конечно… Постоянно противостоять голосам – твоя святая обязанность, – промолвил Нюмрод, все еще похлопывая юношу по плечу.
– Да, учитель. Я так и буду поступать, особенно если они прикажут мне сделать то, о чем вы рассказывали.
– О чем я рассказывал… Хорошо. А если ты услышишь эти голоса снова, как ты поступишь? Гм-м?
– Приду и расскажу все вам, – покорно ответил Брута.
– Расскажешь мне… Прекрасно. Именно это я и хотел услышать, – кивнул Нюмрод. – Я всегда готов выслушать своих подопечных. И помни: я только буду рад помочь тебе решить твои маленькие, но столь насущные проблемы.
– Да, учитель. А можно мне сейчас вернуться в сад?
– В сад… Думаю, что можно. Но никаких голосов, ты понял? – Нахмурив брови, Нюмрод погрозил Бруте пальцем другой, не похлопывающей по плечу руки.
– Да, учитель.
– А чем ты занимаешься в саду?
– Окучиваю дыни, учитель.
– Дыни? А, дыни… – медленно произнес Нюмрод. – Дыни… Дыни… Это в некотором роде объясняет происходящее.
Его веко бешено задергалось.
С Ворбисом говорил не только Великий Бог. Рано или поздно эксквизитор любого разговорит. Все зависит от выносливости вашего организма.
Однако в нынешние деньки Ворбис не часто спускался в рабочие помещения, дабы понаблюдать за работой инквизиторов. В обязанности эксквизитора это не входит. Он просто диктовал указания и получал отчеты. Но иногда возникали особые обстоятельства, которые требовали его личного присутствия.